Получив в благодарность пару золотых, девушка стрельнула в меня глазками и с явным недовольством отправилась восвояси.

Ну почему так? Когда ты совершенно свободен в личном плане, приходится тратить много времени на ухаживание, а стоит обзавестись серьезными отношениями, сразу появляется рой девушек с простыми и ясными желаниями.

Ладно, отнесем сей факт к несовершенству вселенной и будем надеяться, что в остальном судьба мне будет благоволить, по крайней мере, в ближайшие несколько суток.

Глава 6

Кто ходит в гости по утрам…

Через Дольгу мы переправились в начале ночи. Как только моя баржа уткнулась в противоположный берег, Рудый мощным броском переместился на речной песок. Злюка и хидой Али спускались осторожнее, но достаточно оперативно. Так что через пару минут мы уже бежали по ночному лесу. Для любого княжеского отряда такой марш был бы самоубийственным. По крайней мере, для их лошадей. Что же касается о́ни, то звери прекрасно видели в темноте, а в случае сагара это видение передавалось и мне. Так что Рудый двигался впереди, а оба хидоя держались в «кильватерной колонне».

За ночь мы пересекли сухопутную границу с Аравией и прошли изрядную часть пути до резиденции местного бея.

Пока нас никто не обнаружил, что не было так уж удивительно. В пограничных районах селения арабов, как и их славянских соседей, находились на изрядном расстоянии друг от друга. К тому же эта часть Аравии была покрыта густыми лесами, так не любимыми арабами. Последнюю треть пути нам придется пройти по более населенным местам, но это будет позже.

Когда небо над лесом начало светлеть, мы встали на короткий привал. О́ни могли прожить без сна до седмицы, а наездники вполне высыпались в седлах — хидоев вел сагар, так что у Али не было необходимости контролировать своего зверя. Что же касается Турнока и Клеппа, они в этом марш-броске являлись не более чем багажом.

Так уж случилось, что я впервые провел внутри горба сагара больше двух часов, поэтому после почти семичасового марша мое тело сильно затекло. И это еще слабо сказано.

Рудый присел, давая мне возможность покинуть его горб без особых усилий. Но вот на слабость своих ног я не рассчитывал, так что вывалился на траву как мешок с горохом.

— Твою ж мать… — прошипел я, пытаясь встать на карачки. Легкая броня смягчила падение, но не защитила уязвленную гордость.

Как и следовало ожидать, мое клоунское приземление было прокомментировано ржанием Клеппа.

— Хватить ржать… — прошипел на викинга Али, — тебя сейчас и в гареме бея слышно.

— Гарем — это хорошо, — еще шире улыбнулся Клепп.

— Но-но, — отреагировал я, после того как со стоном и скрипом разогнул спину. — Не вздумай там строить из себя героя-любовника. Завалишь дело — там и останешься.

— А что, я не возражаю.

— Ага, ты сначала спроси у Али, что делают в гареме все мужики, кроме самого бея.

Клепп заинтересованно повернулся к арабу, но вопрос так и не задал, потому что начался концерт под названием «гном возвращается на твердую землю», что опять же было прокомментировано глухим уханьем викинга. А под занавес случилось спешивание самого викинга. Так что посмеялись все.

Так уж вышло, что в поход отправились люди далекие от лесной жизни — араб, островитянин и вдобавок городской житель, причем выходец не из этого мира. О гноме и говорить нечего. Так что на привале мы не разжигали огня и старались вести себя максимально тихо. Люди перекусили всухомятку. Звери съели по куску вяленого мяса. Благо в активном состоянии их можно было лишь чуть подкармливать — от обильной еды они норовили завалиться в спячку.

Практически весь привал прошел под аккомпанемент возмущенного ворчания Клеппа:

— Как кастрируют, полностью?

— Нет, частично, — фыркнул Али. — Клепп, ты что, никогда не слышал о евнухах?

— Нет, даже не мог помыслить о такой жестокости. И как мужчина после этого может жить?

— Некоторые убивают себя, но таких немного, а остальные живут и радуются, — пожал плечами Али, — У нас на евнухов большой спрос. В гареме есть старшие жены, но эти мегеры, дай им волю, потравили бы остальных как крыс, поэтому беи покупают или нанимают таких мужиков, точнее — то, что получилось после кастрации. Ты мне скажи другое: как можно слышать о гаремах и ничего не знать о евнухах?

— Викинги знают все о женщинах, — ответил я за Клеппа. — Только скажи в их присутствии о представительницах прекрасного пола, как все внимание приковывается именно к этому разговору. Ты же говоришь о евнухах. Уверен, если бы не святотатство в отношении самой ценной для викинга части тела, он бы пропустил твои слова мимо ушей.

— Для викинга самое главное — храбрость и честь! — тут же вскинулся Клепп.

— Да никто и не спорит, только почему струсившего у вас максимум обольют презрением, а кастрата наверняка убили бы, чтобы бедняга не мучился?

Клепп на полном серьезе задумался, а я с интересом наблюдал за метаморфозой на лице островитянина. Он снова стал таким, каким был в хирде Эйда по прозвищу Железная Палица — рассеянным и даже немного туповатым. А ведь совсем недавно на ниве воспитания молодежи и обеспечения охраны моей тушки главный телохранитель блистал как находчивостью, так и солидностью. Похоже, эта роль была ему хоть и приятна, но все же в тягость. А среди тех, кому он доверял, викинг расслаблялся и становился самим собой — не то чтобы туповатым, просто беззаботным солдафоном.

— Нет, все же смелость важнее, а такая потеря — это лишь очень тяжелая рана, и если с потерей не уйдет доблесть, то воин сможет жить дальше, — наконец-то выдал вердикт островитянин.

— Ох, не уверен, — покачал головой я. — Если он сможет как-то забыть о своей беде, то дружки напомнят.

— Ты плохо думаешь о викингах, — вскинулся Клепп.

— Да? — хмыкнул я. — А скажи, как будут называть, скажем, какого-то Вилли Яростно Рев…

— Ты знаешь Вилли? — удивился викинг.

— Тьфу ты… ну, скажем, Групп Крепкая Скала.

— Не знаю такого.

— Чудесно; так вот, останется ли этот Групп «Крепкой Скалой» после потери своих… бубенчиков?

Клепп хотел что-то сразу возразить, но сдержался. Что же, прошедший год действительно сильно изменил бывшего берсеркера.

— Ты прав, злые языки не дали бы ему забыть о своем позоре, — подумав, вздохнул викинг.

— И все же, как бы его назвали? — прицепился к здоровяку Али.

— Отстань, пусть мой народ и не думает перед тем, как говорить, но с мерзостью твоих соплеменников нам не сравниться.

Как ни странно, такое заявление ничуть не смутило араба и даже подзадорило.

— А как у викингов относятся к мужеложцам?

В ответ Клепп зарычал, как проснувшийся шатун, а я наконец-то вспомнил, что мы все-таки имеем дело с берсеркером.

— Все, хватит; пора в дорогу. Пока идем по лесу, можно двигаться и днем.

Конфликт удалось погасить в зародыше. Удивительно было другое — почему все это время молчал Турнок? У гнома язык был острее, чем у Али и Клеппа вместе взятых. Коротышка лишь вздохнул, когда вставал с древесного корня. Карабкаясь на спину хидоя Али, он что-то проворчал на своем языке.

— Турнок, с тобой все в порядке? — обеспокоился я.

— Если еще раз задумаешь такой поход с моим участием, лучше сразу убей.

Да уж, гномы действительно никудышные наездники.

— Хорошо, — совершенно серьезно ответил я, чем вызвал смех недавних спорщиков. Даже гном, не удержавшись, фыркнул в бороду. Значит, все не так уж плохо.

Я сознательно пошел на риск дневного передвижения, и как показало дальнейшее, не совсем обдуманно.

Ближе к полудню Рудый передал мне сообщение, что впереди люди. Мы набрали солидный темп, и мне не хотелось его терять, поэтому сагар лишь изменил траекторию движения, обходя группу людей по дуге.

То ли внимание Рудого было приковано к основной массе скопления аравийских поселенцев, то ли он просто не обратил внимания на ушедшую далеко в лес парочку, но на двух охотников мы выскочили неожиданно для обеих сторон. Крепкий старик и почти подросток застыли с открытыми ртами, увидев вылетевшего из кустов пятиметрового монстра.